ПРЕССА

Интервью в Техасском университете

<< к списку статей

М. Орр, The Slavic Connexion, 29 марта


Ниже приводится расшифровка интервью, запись которого доступна здесь

Мэттью Орр: Добрый день, вы слушаете Slavic Connexion, мы впервые записываемся на русском языке, и это потому, что я имею огромную честь говорить с нашим гостем сегодня. Сегодня у нас в гостях очень интересный и известный человек – Сева Новгородцев. Сева, здравствуйте!

Сева Новгородцев: Добрый день, господа и дамы!

МО: Я уже две недели готовлюсь к этому интервью, и поэтому я постарался подобрать какие-то вопросы, которые, надеюсь, вам будут интересны. Сначала я хотел бы спросить, как менялось ваше отношение к США на протяжении всей вашей жизни? То есть когда вы были молодым человеком в Ленинграде, а потом в Италии, когда вы служили на флоте или играли в «Добрых молодцах», как менялось это отношение? И потом, когда вы уже оказались человеком без гражданства, и так далее, и так далее?

СН: Я начинал жизнь американофилом. Я обожал Америку, у меня была прическа crew cut, я играл джаз на саксофоне, слушали, конечно, каждый вечер Уиллиса Конновера – это человек, которого знала вся Восточная Европа и вся Россия, у него было сто миллионов слушателей. В Америке его не знал никто, кроме его продюсера и техника, который его записывал. Это так продолжалось приблизительно до 1967 года. В тот год я, уже будучи саксофонистом, решил, что мне обязательно нужен определенный мундштук, американский Otto Link #5*. И для того, чтобы его добыть, я пошел и сдал экзамены в «Интурист» -- по-английски я уже тогда говорил. Всю зиму учился, и потом был направлен в «Интурист», в класс deluxe-туристов: с утра четыре часа, и после обеда. Так вот я проработал 45 дней в «Интуристе», и почему-то излечился от любви к американцам. Мне попались люди, которые говорили быстрее, чем думали. Это синдром такой, называется «how do I know what I think before I say it?». У них в речи всё время присутствовали какие-то штампы. Им что-нибудь рассказываешь интересное, они говорят: «Is that a fact?». Ну, в общем, так уж получилось, что я от американского влияния в смысле общения стал отходить. Но, конечно, по части музыки и всего остального это влияние оставалось, а уж потом, когда я уехал за границу и стал жить в Англии, англичане плотно заняли нишу людей, которые на меня влияют. Но вот сейчас я вернулся как бы в дни своей молодости. Вокруг меня американцы, которые меня совершенно не раздражают.

МО: Я правильно понимаю, что вы в первый раз у нас в США?

СН: Я был в Нью-Йорке пару раз, по 5 или по 7 дней, но в принципе, в Соединенных Штатах вдали от Нью-Йорка я впервые.

МО: По крайней мере, в первый раз в Техасе.

СН: Ну, это уж точно!

МО: Замечательно. И я хотел бы немножко спросить про Советский союз, и рок в Советском союзе, и джаз – такие жанры, которые, если посмотреть в Википедию, пишут, что они американские. А в Советском союзе воспринимались такие жанры как нечто американское?

СН: Конечно, целиком и полностью. Я играл в большом джаз-оркестре под управлением Иосифа Вайнштейна, и 90% нашего репертуара это было всё списанные с магнитофонных лент оркестровки. Это очень сложный процесс, и у нас было только несколько музыкантов с абсолютным слухом, которые могли из лент, записанных с эфира, с хрипом, с шумом, и прочим, расписать оркестровку, чтобы она потом звучала, как оригинал. В основном это были большие все эти ваши оркестры, от и до, и вот это вот мы играли, потому что мы находились под американским влиянием, это началось еще задолго до того, как я в оркестр попал. Я следил за судьбой оркестра, и помню все эти кампании, которые против них велись. Так что это совершенно явно американская музыка. Что касается рока, то тут картина более сложная, поскольку тут «Битлз» прокладывали дорогу, и поэтому британское влияние, после них там The Rolling Stones, Shadows и вся эта публика. Они прочно установили английскую, так сказать, марку. Можно сказать, до появления Eagles. Eagles заметно отвоевали американскую аудиторию. Ну а потом, конечно, появились там всякие Queen --- как говорят русские, «Квинов любишь?» -- так что рок американским влиянием в меньшей степени считается.

МО: Замечательно. Я знаю, что в одном из недавних ваших интервью вы рассказывали, как Советский союз породил массу нелепостей и дураконизмов, и привели в пример тот факт, что на артиллерийской академии действительно был лозунг «Наша цель – коммунизм!» Меня очень рассмешила эта история, и я знаю, что таких примеров десятки, если не сотни. Когда вы лично стали обращать внимание на эти смешные истории? Это когда вы были еще совсем молодым человеком?

СН: Да-да-да. Мы смеялись, конечно, но эти так называемые «армейские маразмы», этот список, он появился немного позже, и я с удовольствием его читал, потому что это стало квинтэссенцией всего, о чем мы думали, но у нас такого материала не было. Например, приходит студент или курсант на лекцию в джинсах. А ему преподаватель говорит: «Товарищ курсант, вы почему пришли на лекцию в штанах наиболее предполагаемого противника?» Или замечательное выражение о том, что атомная бомба всегда падает в эпицентр взрыва.

МО: Это очень смешно. Я знаю, что вы через какое-то время решили уехать, и это произошло, по-моему, после того, как вы заголодали на 21 день?

СН: В общем, да. Голодание сыграло свою роль. Я заголодал, и под влиянием прозрения и понимания Вселенной, которое во время голодовки у меня открылось, я ушел со сцены, я перестал деньги зарабатывать этой музыкальной проституцией. Приблизительно несколько месяцев я сидел дома и ничего не делал, а последний год всё-таки я играл, но это было такое странное место: под Ленинградом есть город Пушкин, бывшее Царское Село, там, где Пушкин учился в лицее, и очень много стихов этому делу посвятил. В Пушкине была тогда бывшая царская конюшня. Она была построена в виде лошадиной подковы, такое полукруглое здание. При советской власти в мои годы там сделали танцевальный зал. Туда помещалось 1800 человек. Настелили паркет, и всё. Мне досталась эта площадка, я собрал рок-н-ролльщиков, такая ленинградская группа «Мифы» была – она до сих пор как бы жива и существует по кусочкам – и вот мы там играли. Почему эта площадка замечательна? Потому что эти музыканты не входили в систему культурного контроля Ленинграда. Эти пять или семь музыкантских мест остались как бы с царского времени: когда-то при царе, во время гуляния по парку, там играли какие-то музыканты на духовых инструментах. И так осталась эта традиция после революции. Поэтому эту площадку очень бережно передавали из рук в руки, и она мне досталась, поскольку мы не подчинялись управлению культуры. Можно там было играть совсем не то, что другим разрешено. Мы там играли с успехом, набивалось 2 тысячи человек, и руководство – начальники этих садов и парков – нас очень любили, потому что мы им делали план. Перевыполняли.

МО: Понимаю. Я знаю, что ваша первая передача на Русской службе Би-би-си в коротковолновом диапазоне вышла в 1977 году под названием «Программа поп-музыки из Лондона». Но потом вы в какой-то момент получили в наследство эту передачу, целиком заполнилось два месяца. Насколько мне известно, эта передача потом была переименована в «Рок-посевы». Как произошло это переименование, и в связи с чем?

СН: Все лучшие названия придумал народ, а не я. Когда мы начинали, не было жанра еще. Не было диджейского жанра на русском языке, поэтому я учился у английских товарищей, у звезд, которые были на BBC Radio 1, Radio 2 – там у меня были свои герои, которых я слушал каждый день, и их технику попытался как-то в русский язык воплотить. Поначалу это было довольно сложно, потому что искусства говорить на заданное количество секунд еще ни у кого не было, в том числе и у меня. Если посмотреть мои старые скрипты, то там видно, что начинается музыка, и вступление там, скажем, 32 секунды. И человек говорит, начиная с третьей секунды и кончая тридцатой секундой, потому что надо по секунде оставить с двух концов, чтобы перекинуть это на другую сторону. Поэтому всё это было сначало писано, тщательно проверялось с секундомером – сколько слов говорить, с какой скоростью и так далее – и на Би-би-си записи передач велись еще в имперском стиле.

МО: Что это значит?

СН: Я приходил туда. Четыре копии скрипта: один мне, другой продюсеру, третий студио-менеджеру, который сидит на микшере, и четвертый студио-менеджеру, который делает ГРАМС. ГРАМС – это были огромные машины, типа штудера – я уж не помню, как они назывались – и специальный человек четверть оборота крутил в обратную сторону, ставил иглу, и потом, когда нужно было, он нажимал кнопку, и разгонялась вся эта машина за четверть оборота до полной скорости. Но это значило, что мы всю передачу должны были репетировать. Получасовую передачу иногда приходилось репетировать сорок минут, пятьдесят, и час, чтобы все эти иноязычные люди знали, где чего включать. Конечно, потом это всё ушло в историю, сейчас так никто не записывает. Я потом специально записался на курсы, чтобы иметь доступ к self-operated DJ studio. К нам приходили люди из Radio 1, учили в такой студии делать передачи для Африки или для Военно-воздушних сил, и я тоже туда вклинился, и потом записывал только там. Так что выучил постепенно, и как говорить, и ручки двигать, сколько говорить, чтобы музыка зазвучала точно когда надо.

МО: Наверное, только после этого вы стали чувствовать себя по-настоящему владельцем передачи?

СН: Да, там другая динамика, понимаете, когда вы сами ручками водите, вы можете голос вместе с рукой или замедлить, или убыстрить, или наоборот сказать что-то и так далее. Вот так ковался диджей-жанр по-русски.

МО: Мне очень нравится одно письмо... Немножко связанный с этим вопрос, я хотел бы сейчас послушать, и обсудим. По-моему, это запись из 1984 года...

ЗАПИСЬ: «Здравия желаю, товарищ Новгородцев! Рот фронт Сева! Пишет тебе центрально-черноземный любитель рока, постоянный твой слушатель на протяжении многих лет. Прежде всего хочу сказать тебе огромное спасибо за твои прекрасные программы. Спасибо тебе и за то, Сева, что ты часто включаешь в них песни моих любимых рок-групп. Короче, Сева, что бы мы тут без тебя делали – ума не дам. Из хороших программ всё же иногда попадаются вообще великолепные, лучше просто некуда. Вот, например, обзор тяжмета за минувший год. Я его на мафонник свой записал, и теперь ежедневно кручу, снова и снова. В общем, всё прекрасно – и группы хорошие подбираешь, и к тому же всё это дело сдабриваешь солидными порциями добротного английского юмора. Продолжай в том же духе! Можешь даже чуть-чуть лучше. Одна только к тебе просьба: не забывай, пожалуйста, что и у нас есть хороший рок. Уж про мою любимую «Машину» я молчу – все равно ты ее не прокрутишь. Но ведь кроме нее, как уже заметил какой-то парень из Ленинграда, в Союзе полно хороших групп, многие из которых вполне соответствуют провокационному и антиреволюционному назначению твоих передач. Вот, например, питерские ребята меня за последнее время очень радуют: и «Аквариум», и «Трубный зов», и «Странные Игры», и «Пепел» -- разве плохие группы? Конечно, Гребенщикова и Баринова не сравнишь с Андреем Макаревичем, но всё же. А тот самый московский «Мухомор», который ты крутил в новогоднем концерте художественной самодеятельности? А «Примус»? А «Кино», за которым у нас сейчас жуткая давка? Ну, конечно и парни из Череповца, группа «Рок-сентябрь» -- да что перечислять, их много, а вот ты про них забываешь. Нехорошо, Сева, нехорошо!

МО: Так вот, мне очень нравится это письмо, по некоторым причинам. Во-первых, там очень много надежды, очень много энергии, но кроме того, там есть намек на критику: «Нехорошо, Сева, нехорошо!» Так вот, я знаю, что вы, конечно, слушали «Машину времени», Бориса Гребенщикова, «Аквариум» и кучу других советских рокеров, и мне интересно, как вы – и тогда, и даже сегодня – относились к людям младшего поколения, которые примерно на 15-20 лет моложе вас, которые писали и слушали вот эту советскую андерграундную музыку. Вы считали себя частью этого поколения, или все-таки это были для вас другие люди?

СН: Я всегда говорю, что я напоминал учителя в школе, который идет на три урока впереди класса. Это во-первых. Во-вторых, если вы послушаете голос, то он звучит не так, как мы сейчас с вами. Это потому, что на Би-би-си была волшебная машина под названием компрессор, которая сжимала голос и делала его густым, чтобы он лучше проходил сквозь короткие волны. И в-третьих, я всегда любил письма, где меня ругают – потому что если ты сам себя прилюдно ругаешь, найдутся те, кто захотят за тебя заступиться. И потом, я как бы был выше этого: ну, ругайте, если хотите. Поэтому у нас была такая открытая игра. Во всех этих письмах есть намек на намек, такой, по-русски, обычно когда между строк какие-то намеки, которые только знающие понимают. Поэтому письма, где меня хвалят, я часто даже и не включал: это не интересно, что там, сидишь, сам себя расхваливаешь. А вот такие, с критическим намеком, они вызывали, во-первых, доверие – потому что если ты будешь ругать ведущего, он все равно это прочитает в эфире, ну и во-вторых, создают некую драматическую напряженность. Так что да, я с удовольствием послушал: прошло уже почти тут сорок лет...

МО: А вы считали себя ровесником, грубо говоря, этих людей, или больше неким предшественником?

СН: В этот момент я должен был быть ровесником, у меня была такая роль. Хотя я был их там, не знаю, на двадцать с чем-то лет старше, на одно поколение, но там должна была быть рок-н-ролльная правда. А в рок-н-ролле нельзя ни позы никакие себе позволять, ни себя нахваливать, там, ничего, должна быть – как на улице, как во дворе, как у хулиганов между собой, должна быть определенная правда. Вот этому правилу я и старался следовать, и именно поэтому, видимо, у кого-то возникало доверие и ощущение того, что это вот моё.

МО: А насколько часто вы в то время слушали советскую рок-музыку?

СН: Она ко мне начала приходить после восьмидесятого года, после фестиваля в Тбилиси, где со скандалом выступил Гребенщиков, «Машина времени», их после этого громили, били. Но уже году к 1984-му они все-таки поднялись и уже их было не удержать никакими цензурными рамками. Так что вот в это время... А потом Джоанна Стингрэй, такая американка, приехала в Петербург и вывезла ленты четырех групп – это «Аквариум», «Кино», там еще что-то и еще что-то. И она издала в Калифорнии пластинку Red Wave. А поскольку эта пластинка издана была на западе, я мог официально запросить ее через Би-би-си, и она у меня была, и передавать, потому что это не я там что-то подпольно нарыл – а Би-би-си очень важно, где источник этой информации – а официальное американское издание: вот в Америке выпустили, вот слушайте, граждане. Это был, конечно, сильный прорыв, потому что тогда впервые зазвучала по Би-би-си официально изданная в Америке наша подпольная рок-музыка.

МО: Хочется спросить для молодых людей уже моего поколения: каким и за что вы хотите, чтобы вас запомнили?

СН: У Пушкина есть такие стихи, он говорит:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.
Вот в этом плане я и хотел бы, чтобы меня запомнили.

МО: Замечательно. И напоследок, хотел спросить, каковы ваши впечатления от нашего города, Остина, от нашего штата Техаса – я правильно понимаю, что вы впервые в Техасе?

СН: О стране всегда можно судить по собакам, которые гуляют по улице. У вас собаки все добрые. И я понимаю, почему они добрые: потому что хозяева с ними очень хорошо обращаются, а хозяева, когда мы идем по улице, здороваются с нами, хотя нас не видели никогда в жизни. Для меня это колоссальный показатель взаимной культуры, и того климата, который люди пытаются создать, потому что мир на них давит со всех сторон, а они этому сопротивляются тем, что уважают друг друга – ведут себя цивильно, культурна, и друг друга уважают и любят. Вот для меня это очень сильный показатель. Супруга моя сказала: «Я чувствую себя здесь, как дома».

МО: Спасибо вам, это замечательно. Часто Остин называют мировой столицей живой музыки. Вы, случайно, не успели еще послушать какую-нибудь живую музыку?

СН: Живую музыку я еще не послушал, но все ваши контакты здесь, вот у вас здесь Мишель Дэниэл работает замечательная, супруг ее, Джеймс – они все музыканты. Так что я понимаю, что даже если ты в языковом отделении, от живой музыки никуда не уйдешь.

МО: Вы до сих пор слушаете рок-музыку, современную?

СН: Рок-музыку, должен вам признаться, я никогда и не слушал. Я слушал только то, что мне нужно было для передачи. А вот, предположим, передо мной 10 пластинок — всё, что вышло на этой неделе. Все их прослушать невозможно. У меня был такой метод: я ставил виниловую пластинку на вертак, и по 10-15 секунд из середины играл. И поскольку я музыкантом был долго, и ухо у меня натренировано, сразу было слышно — где есть интересный подход к композиции, где есть свежие гармонии, где качественная запись и так далее, и я из этого быстро выбирал. А потом, те передачи, которые я уже сделал и записывал, они у меня уже потом в голове прорастали. Естественная реакция любого человека: новую музыку слушать никто не хочет. Новая музыка — это вот как я всегда рассказываю: стоит на зеленом лугу стадо коров. Приходит к ним новая корова, и все ее три дня ногами пинают.

МО: Какой интересный парадокс!

СН: Никому ничего нового не хочется. А я был вынужден это делать каждую неделю, но зато потом, когда прошли годы — я вот сейчас был в Москве, и попал на Rock FM, на станцию , где только рок и крутят. И я понял, что у меня в душе какие-то движения есть, потому что это то, через что я прошел и то, что я впитал. А вообще любой человек слушает ту музыку, которую он слушал в 18-19-20 лет. Эта музыка навсегда с ним остается. Для меня это какие-то американские певцы с красивыми голосами и джазовые большие оркестры.

МО: Совершенно согласен, что музыка из молодости остается на всю жизнь.

СН: Если бы вам нужно было бы слушать по работе какой-нибудь дикий рэп или гараж, и вы бы тоже послушали это, познакомились, полюбили и так далее — вот это история моего вхождения в рок-музыку.

МО: Сева, я хотел бы вас поблагодарить за то,что вы были у нас в эфире, мне было очень приятно не только с вами познакомиться, но и поговорить, спасибо вам огромное!

СН: Спасибо вам, много-много вам успешных подкастов!

<< к списку статей

 

пишите Севе Новгородцеву:[email protected] | вебмастер: [email protected] | аудиозаписи публикуются с разрешения Русской службы Би-би-си | сайт seva.ru не связан с Русской службой Би-би-си
seva.ru © 1998-2024