 |
ПРЕССА |
|
ПРЕССА |
Л.Алексеенко, сайт nomobile.ru, 8 декабря
С середины 70-х годов прошлого столетия все сознательное население СССР раз в неделю, едва заслышав позывные — хоровой распев «Сева, Сева Новгородцев, город Лондон, Би-Би-и-Си-и...», приникало к своим радиоприемникам и слушало программу Русской службы Би-би-си «Рок-посевы». Продолжалось это в течение трех десятилетий. Программа Новгородцева долгие годы была единственным независимым источником информации о музыке. А сам Сева стал первым русским ди-джеем, родоначальником жанра музыкальной радиопередачи.
Рассказывать о переменах, которые произошли в жизни, дело неблагодарное. Проще сказать, изменилось все, неизменным остался только сам Сева. По долгу службы его теперь интересуют взрывы в Ираке, сомалийские пираты и саммит ЕС-Россия. Но Новгородцев не только излагает события. Он дает комментарии в жанре «новость с человеческим лицом».
— Я как зеркальце, отражаю то, что происходит, и попутно свои мысли вставляю. Когда начинались «Рок-посевы», важным их элементом была шутка, которая должна была людей поддержать. Мне моих бывших соотечественников было по-человечески не то, что жалко, но... я ведь уехал, а они остались. Я в Лондоне, а они в Сыктывкаре. Тихая любовь к своей аудитории мной руководила, и хотя все это было на бессловесном уровне, люди это уловили. Они поняли, что к ним относятся хорошо. И поэтому прикипели душой к передаче.
— А вы стали кумиром для жителей СССР, а затем России.
— Я — явление вторичное, и наполовину виртуальное. Я живу вдали от аудитории, от родины. Я приезжаю на несколько дней и чувствую здесь себя знаменитым. А, уезжая, говорю: «Слава Богу, что я живу вдалеке, иначе поверил бы в собственную значимость, исключительность и тут же испортился бы». Мне, с одной стороны, везет, потому что я — далеко. С другой стороны, тоже везет, потому что я обладаю некой дисциплиной, наработанной в те годы, когда был музыкантом. Если вы музыкант, вас никто не заставляет заниматься. Но есть внутренняя совесть, желание совершенствоваться, и эта дисциплина, которая когда-то заставляла каждый день дуть в саксофон часа три, а то и больше, потом стала управлять работой и образом жизни. Я и Билла Клинтона уважаю только за то, что он играл на саксофоне. Поскольку занятие это исключительно идеалистическое.
— В своей жизни вы освоили много профессий...
— Профессий я, действительно, поменял немало. Был моряком. Потом ушел в джаз, затем в поп-музыку. Из поп-музыки эмигрировал на Запад, где и устроился на радиовещание. Параллельно консультировал фильмы, так попал в актеры. Моя самая крупная роль – туркменского пограничника в фильме «Шпионы КГБ». Но профессии я менял не потому, что задавался такой целью. Меня жизнь волокла. Я – самоучка по жизни, и этот инстинкт у меня остался. Мне все время интересно делать то, чего не умею. Но к радио это не относится. Во-первых, радио – это процесс. Во-вторых, отношения с Би-би-си у меня необычные. Попал я на эту радиостанцию благодаря стечению самых невероятных обстоятельств и такому количеству странных, полумистических совпадений, что, будучи человеком верующим, но отчасти суеверным, понимаю: я не сам туда пришел. И поэтому работу свою выполняю. Если подвинули тебя, ты обязан тянуть лямку. Как начал вещать тридцать лет назад, так и продолжаю. Был бы посостоятельней, давно бы бросил, но бедность держит в кулаке.
— Значит, ничто и никто не побуждал вас в свое время уехать из страны?
— Я в училище Макарова учился (Ленинградское высшее инженерное морское училище им. адмирала Макарова) на судоводительском факультете, и там же играл в джаз-оркестре — на похоронах и демонстрациях, за это училище выделяло нам помещение для репетиций. Потом познакомился с Давидом Голощекиным и он «перевел» меня в профессиональную музыку.
Я был убежденным патриотом. В загранплавания ходил, заграницу своими руками щупал. Поэтому был противником эмиграции. Главную роль в моем отъезде сыграла моя первая жена. Галочка меня пилила полгода, и в конце концов я махнул рукой, согласился и мы выехали из России.
В наших мозгах была каша. Приходилось себя переучивать во всем. Всякий успех на западе, даже самый минимальный, связан только с самоорганизацией и дисциплиной. А понятия «блат» там нет и в помине.
— О работе мастера можно судить по качеству того, что ушло «в корзину».
— У меня не корзина, а полка, и я себя ловлю на том, что к своей полке подхожу все чаще. Спрос растет. Когда я писал, страшно себя истязал. И я был вовсе не такой способный, как может показаться. Свои первые шутки вымучивал, сидючи в конторе до двух-трех часов ночи. У меня в ночные смены на радио был приятель Гена. Свои опусы я проверял на нем. Если он сразу не смеялся, я тут же садился все переписывать.
— Вы живете в Лондоне, но в курсе событий, которые происходят в российской музыке. Как вам российский шоу-бизнес?
— Нельзя массовую культуру отделять от масс. Как народ живет, так он и развлекается. Какие у него нравы, такая и музыка. Говорят, можно кого-то раскрутить, навязать, но на самом деле, это не так. Что людям нравится, то они и будут слушать. Очень много талантливых людей. Первый российский битломан Коля Васин однажды в подпитии произнес фразу, под которой я подписываюсь обеими руками: «Вот так иногда послушаешь... Так нет плохой музыки!» Главное, чтобы приверженность к коммерческому формату и зашоренность взгляда не вызвали застоя. Новая музыка всегда непривычна, всегда ломает рамки вчерашнего дня, поэтому удерживать старый формат – это тупиковый путь и обрезание всех новых побегов, без которых дерево засохнет и увянет.
— Да, говорят, что публике нужна только свежая кровь…
— ...И будущее делается новыми силами, новой энергией. Я люблю повторять: «Будущее пишется не только на новой странице и новой бумаге, но и пером, специально для него очинённым. Поэтому оно непредсказуемо». Хотя у нас еще с советских времен осталась геронтократическая система. Старики сидят на своих местах и никого не пускают. Это многих устраивает. Всякий человек любит музыку своей молодости. И старея, он стареет вместе со своими героями. И ощущает себя при этом все тем же бойким молодым человеком. Конечно, это – самообман. Но за этим поколением идет другое, которое выбирает своих героев и старится вместе с ними.
— Слышали, что вы не равнодушны к песням Синатры.
— Да. Но меня привлекало исключительно раннее творчество. И не из-за слов, хотя там много всяких штучек: песни Синатре писали поэты с живым умом, которые английский язык ловко переколпачивали. Но главное, что мне нравилось — скрытая певческая программа Синатры. Ведь он — певец бель канто, но первым научился это бель канто очень ловко прятать. Он сначала выступал с большими оркестрами. А когда стал солистом, начал «давить» голос. Но моя история с ним исключительно романтическая. Я с настоящей своей женой познакомился в сентябре 1998 на выставке в Петербурге. И у нас закрутился роман. А предыдущий мой брак уже был довольно кислый. И я свою супругу Ольгу в виде фотографии выводил на экран, и пел ей вместе с Фрэнком Синатрой. И так постепенно спустя три года выучил кучу песен. Ольга живет со мной в одной квартире, но Фрэнка Синатру я всё равно пою, теперь уже глядя на неё.
— Техника на службе романтики. А на что еще годятся технические устройства?
— К мобильным телефонам я отношусь без фанатизма. Фильмы по мобильнику не смотрю, радио не слушаю, - стараюсь пользоваться в минимальном режиме, только для звонков. Кроме того, для меня важно, чтобы телефон был тонкий и легкий. Сейчас у меня Samsung U600. Мне абсолютно не нужны все эти тысячи функций. Честно говоря, я и на телефонные звонки не люблю отвлекаться. Потому что на работе целый день веду интервью, общаюсь с людьми и когда заканчиваю все свои дела, мне хочется помолчать или попеть и поиграть. А вот моя приемная дочь, кончено, телефонизирована по самому последнему слову. У нее iPhone и еще большой компьютер Apple, они соединены, и она постоянно скачивает программы, информацию, получает-отправляет мэйлы... Ну, она дизайнер, ей положено.
— А ваш компьютер — какой?
— Сarillion был куплен для записи музыки и сослужил свою службу. Второй комп Acer — на отдельной кабельной линии интернета планировался для круглосуточного получения финансовой информации. Тоже отслужил свое и тоже на пенсии. Есть еще 10-дюймовый лэптопчик для поездок весом в 1 кг, но я пользуюсь им эпизодически. Зато у приемной дочери, Анастасии, как я уже говорил, IMac с большущим экраном. Она профессиональный дизайнер и все, что ей и моей супруге, художнице, необходимо, они делают на нем. Я одно время помогал им с художественной печатью на принтере Epson 1290 — у него есть возможность распечатывать изображения на бумаге размером A3.
— Ваша жизнь буквально замешана на музыке, какие музыкальные устройства — всегда рядом?
— Постоянно ношу с собой IPod Nano и наушники Sennheiser, где записаны песни Frank Sinatra, Nat King Cole, Dean Martin, Toni Williams. Все знаю наизусть, пою в стиле «караоке» каждый день по пути на работу (от метро) и по дороге домой (к метро), а потом еще и в машине (от метро до дома).
У постели — не меньше двух приемников DAB (digital audio broadcast), примерно как FM, но в цифре. Ночью, когда не спится, слушаю с наушниками; утром, в ванной — через большой приемник DAB, способный перекрыть шум душа.
Есть еще машина Alesis, позволяющая петь «караоке» с любой пластинкой через микрофон, но ее давно не включал.
Есть электрическое пианино Yamaha, две гитары и флейта. На флейте играю каждый день, по выходным — с пластинкой «музыка минус 1», где оркестр уже записан, а солист — это ты, то есть я.
Интервью — Лариса Алексеенко
