ПРЕССА

— Я купил хороший транзистор, чтобы слушать более-менее чистое звучание передач, которые начинались с позывного «Сева, Сева Новгородцев, город Лондон, Би-би-си», — рассказал своему кумиру один успешный ныне адвокат. — Это было в 1985 году, и хороший приемник стоил порядка двадцати семи рублей. Решил заработать на него самостоятельно. Школьников тогда отправляли на сбор картошки. Как сейчас помню: одно ведро стоило две копейки. Я так старался, что собирал по 70 ведер. Тот приемник до сих пор храню…

Сева Новгородцев пообщался и с журналистом «ФАКТОВ».

— Каким ветром вас с супругой занесло в Украину?

— В далекой Индии, в штате Гоа, уже давно обосновались русские, — говорит Сева Новгородцев. — И туда приезжают артисты. В феврале этого года на Гоа побывал Борис Гребенщиков. Его спросили в культурном центре, кого бы еще он посоветовал пригласить из известных людей. Он говорит: «А вы Севу пригласите, он вам что-нибудь интересное расскажет». Так родилась идея проводить творческие встречи с Севой Новгородцевым. Со своей программой, построенной в формате ток-шоу, спектакля-концерта, вечера общения и ответов на вопросы аудитории, я уже выступал в Варне, Берлине, Дюссельдорфе и Одессе. Теперь администраторы устроили мне выступления в Киеве, Харькове и Полтаве. За сорок лет творческой деятельности в моей жизни было столько всяких интересных событий, что обо всем сложно рассказать в двухчасовой программе, поэтому она обычно длится дольше.

Кстати, в 1990 году, когда я в составе британской делегации в рамках культурного обмена приезжал в СССР, в Киеве мы выходили в эфир прямо из парка. Народа пришло очень много. Среди собравшихся был и молодой человек, которого в свое время КГБ на полтора года отправил в тюрьму. Лишь за то, что он писал мне письма. Естественно, его исключили из университета. «Очень сожалею и сочувствую вам», — говорю ему. «Ну что вы, не стоит! — улыбается парень. — Я через три дня уезжаю в Америку по „предпочтительной визе“ как пострадавший».

Другого моего фана, Гошу из Первоуральска, по этой же причине выгнали из Екатеринбургского университета, отправили служить за Полярный круг. Несколько лет было вычеркнуто из его жизни, но сейчас он большой человек в сфере радиовещания и телевидения.

Я на Би-би-си ходил ведь не только деньги зарабатывать, а пытался расширить сознание советских людей, открыть им глаза на действительность, чтобы они ощутили себя самодостаточными личностями, были успешными. И главное мое достижение в том, что поколению, которое слушало меня, в значительной степени это удалось. Многие уехали куда-то за границу…

Сам Всеволод Борисович Левенштейн (настоящие имя и фамилия Севы Новгородцева) не собирался никуда уезжать из Советского Союза. Потому что был, по его выражению, культурным патриотом и старался не подвести отца — коммуниста старой закалки, ветерана Великой Отечественной войны, кавалера ордена Ленина, занимавшего после войны пост заместителя начальника Балтийского пароходства и отдавшего флоту пятьдесят лет жизни. К тому же, будучи помощником капитана на торговом судне, Сева видел западную жизнь и незавидную судьбу эмигрантов, которым отводились вторые, а то и третьи роли в чужом для них обществе.

— Все решил случай, — вспоминает Сева Новгородцев. — Мою первую супругу, работавшую в аэропорту, резидент-кагэбэшник вынудил уволиться с работы. И супруга начала подбивать меня к эмиграции. Я полгода упирался.

— И как вам удалось вырваться из «совка»?

— Поскольку по маме я русский, а по папе еврей, то имел право выехать на постоянное место жительства в Израиль. Но к тому времени я успел поменять фамилию в паспорте на Новгородцев, и получалось ни то ни се.

— Неудобно было жить с еврейской фамилией?

— Впервые ощутил это при поступлении в театральные училища в Москве — Щукинское и имени Щепкина, куда подал документы сразу после школы. Кого мог играть молодой человек с еврейской внешностью? Поэтому меня «срезали» буквально на втором туре. Тогда отец сказал: «Не вышло по-твоему, пусть будет по-моему». И я подал документы в ленинградскую мореходку, где, кстати, увлекся джазом и на третьем курсе перешел в музвзвод.

Проработав год матросом, ушел в рок-музыку и несколько лет играл в вокально-инструментальном ансамбле «Добры молодцы», который гремел на весь Советский Союз. Но уже на первом своем концерте, когда объявили: «Руководитель — Всеволод Левенштейн» — и по залу прошел шепот, я понял, что моя фамилия не вяжется с «добрым молодцем». Поэтому взял псевдоним — фамилию своего помполита с парохода Новгородцева. Позже она перекочевала в мой паспорт.

И вот когда Галочка все-таки убедила меня, что нужно вырываться из затхлой советской атмосферы, и мы уже получили пригласительные документы из Израиля, я попросил ее вернуть мне мою же фамилию. Для этого нам нужно было развестись и снова пожениться.

Подумав, мы отказались от эмиграции в Израиль: жена — татарка, сын наполовину татарин, а я наполовину еврей, не знающий ни одного слова на идише. Что нам там делать? Едва отбились от израильского агентства. И нас отправили в Рим, где мы попали под эгиду Международного комитета спасения (это был 1975 год), а уже оттуда — в Лондон.

— Какой период жизни был самым трудным для вас?

— Наверное, первый год в Англии. С подачи знакомой мы купили дом — развалину в центре города. Я вынужден был ездить на велосипеде по треугольнику: со съемной квартиры на работу, оттуда — в эту развалину, что-то там делал до часу или двух ночи, потом ехал домой ночевать. И так каждый день. За полгода сделал две комнаты на первом этаже, и мы смогли переехать. От грязи, от нервов я заболел крапивницей, по телу пошли пятна. Но зато через десять лет дом, который мы купили за 14 тысяч фунтов, продали за 125.

— На Би-би-си вы оказались случайно…

— Но, чтобы стать популярным радиоведущим, надо было пройти определенные ступени карьерного роста?

— Конечно. Поначалу я переводил и записывал тексты, которые шли в эфир, или начитывал вживую. Особенно сложно приходилось с техническими переводами. У меня было 27 словарей! По деревообработке, нефтедобыче, политехнический… Я ходил в публичные библиотеки, читал технические журналы, выписывал слова. Но опять же подвернулся случай, который круто изменил мою судьбу. Однажды в студии, где мы работали с напарницей в живом эфире, обнаружилось, что мой лист с текстом где-то потерялся. А мы должны были читать по абзацам: один — она, другой — я. И вот уже зажглась зеленая лампочка, моя напарница в панике. «Не волнуйся, говорю, я свой текст с твоего листа вверх ногами прочту». После того экстремального эфира меня в редакции зауважали.

— Наверняка были и какие-то другие непредвиденные ситуации в работе ведущего. Как вы выходили из них?

— Провалов в работе у меня не было — я очень тщательно, начиная со среды, готовился к каждому выпуску. С 1987-го и по 2006-й вел еженедельную разговорную передачу «Севаоборот», на которую приглашал экспертов по разным направлениям культуры. В октябре 1990 года на одной неделе умерли два знаменитых американца — композитор, пианист Леонард Бернстайн и джазовый барабанщик Артур Блэйки. Поговорить об их творчестве мы пригласили моего приятеля — историка искусства. Но в последний момент он отказался прийти. Чтобы спасти ситуацию, у меня были ровно сутки. Я бросаюсь в магазин, покупаю биографию Бернстайна, день и ночь читаю, конспектирую. Прихожу на прямой эфир и говорю: «Специалист не пришел, будем сами отдуваться». Передача состоялась, но тут случилось то, что происходило на Би-би-си раз в пять — семь лет — проверка работы редакции за неделю. А под нас, надо сказать, тогда уже «рыли» — не всем нравился наш легкий тон. Генеральный директор иновещания взял почему-то ленту домой и показал ее жене. Она пришла в восторг: «Смотри, специалистов нет, но как ребята все интересно и живо осветили». В общем, проверку мы прошли.

— Как вы воспринимали то, что в Советском Союзе вас глушили?

— Нам начали перекрывать кислород с 1979 года, когда советские войска ввели в Афганистан. Ни меня, ни Русскую редакцию Би-би-си особо это не огорчало — мы продолжали делать свое дело. К тому же в отдельных зонах сигнал проходил лучше, люди придумывали какие-то антенны с фильтрами, привязывали их к радиаторам. А в 1986 году началась горбачевская оттепель.

Вскоре советским телезрителям была предложена довольно смелая и прогрессивная программа «Взгляд» на Центральном телевидении, которая выходила по пятницам в то же время, что и мои музыкальные программы. Уже не секрет, что редакцию создали по указке партии, чтобы отвлечь моих слушателей.

— Вмешательства в политику редакции не может быть априори — это прописано в хартии британской радиокорпорации. Хотя имел место один случай в сентябре 1967 года. В это время дочь Сталина Светлана Аллилуева, находясь в Индии, попросила политического убежища в США. А первым ее выступлением на Западе после этого стало записанное на Би-би-си открытое письмо в поддержку писателя-диссидента Андрея Синявского, которому дали семь лет лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима за антисоветскую агитацию и пропаганду. Письмо уже готовили к эфиру, когда британский премьер-министр, находившийся в это время в Москве, позвонил в Лондон министру иностранных дел с просьбой не давать ход записи. Об этом его попросили в МИД СССР.

Министр иностранных дел Великобритании, на иждивении которого тогда находилась всемирная служба Би-би-си, позвонил ее главе сэру Хью Грину и передал пожелание премьер-министра. Однако письмо Светланы Аллилуевой спустя два дня прозвучало на Би-би-си.

— Вы знаете число своих бывших слушателей?

— 25 миллионов! Но на моих глазах произошел распад единственной вертикальной структуры радио на мелкие части. При советской власти существовало четыре канала. А когда случился 1991 год, все ринулись открывать радиостанции. Их было порядка 35 тысяч. Они растащили аудиторию. Тут уже никакими усилиями, никаким талантом невозможно было собрать такое количество слушателей.

— Как вы считаете, радио, как и газеты, тоже уйдет в Интернет?

— Традиционные радиостанции как работали, так и будут работать с переменным успехом.

— Вы какое предпочитаете слушать?

— Слушаю в телефоне и Би-би-си, и «Свободу», и «Эхо Москвы». Но на «Свободе» чрезмерный политический пафос, а на «Эхе» раздражает отсутствие культуры речи.

— Какими качествами должен обладать радиоведущий?

— Хороший радиоведущий должен быть умным, образованным, остроумным, находчивым, обаятельным, обладать хорошим голосом, хорошей дикцией.

— У вас есть ученики?

— Нет. Я вообще против образования, потому что это обоюдоострый меч. С одной стороны, оно открывает человеку горизонты и дает понимание профессии, а с другой — лишает его индивидуальности в творчестве. Я это знаю на примере мира джаза. Пока джазу не учили, было много ярчайших исполнителей — Луи Армстронг, Майлз Дэвис. А как открыли Джульярдскую школу, появились блестящие музыканты, но, увы, без божьей искры.

— Вы с супругой уехали из Лондона и обосновались в тихом уголке Родопских гор в Болгарии. Что послужило причиной переезда?

— Когда мне стукнуло 75, банк, у которого я брал кредит на покупку лондонского жилья, потребовал вернуть всю ссуду — таковы правила. Чтобы погасить ипотеку, пришлось продать дом. А на оставшиеся деньги мы с Леликом (так Сева называет третью супругу Ольгу Шестакову — художника и дизайнера родом из Санкт-Петербурга, с которой живет уже почти 20 лет. — Авт.) приобрели на юге Болгарии квартиру рядом с лыжным курортом, в экологической зоне. Там в краны вода поступает из горной реки. Мы дышим свежим воздухом, гуляя по горным тропинкам. Я пишу автобиографическую книгу, в основе которой история моего отъезда из Англии. Она называется «Настоящий джентльмен».

<< к списку статей